Сушков Владислав Викторович

Сушков Владислав Викторович родился 5 февраля 1976 года в посёлке Юг Пермской области. Папа – военный, мама – библиотекарь. Семья жила в Заполярье в воинских гарнизонах Мурманской области, потом на Украине в Виннице и во Львове. По возвращении в Россию жил и работал в Архангельской области и Республике Коми.

Окончил физико-математическую гимназию №17 (г. Винница), механико-математический факультет Львовского государственного университета им. И. Франко, аспирантуру Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (С.-Петербург). Кандидат физико-математических наук. Автор более 70 научных и научно-методических публикаций.

С 2000 года – один из основателей котласского молодёжного поэтического клуба «Альфа Лиры», с 2017 – участник литературного объединения при Коми региональном отделении Союза писателей России. С начала 2000-х начал переводить произведения украинских и польских авторов. В 2009 году вышел персональный сборник «Простые вещи: книжка с картинками и разговорами», ставший победителем Регионального фестиваля им. Козьмы Пруткова в номинации «Поэзия». Лауреат и победитель ряда конкурсов и фестивалей в номинации «Поэзия». Лауреат «Российского писателя» за 2021 год в номинации «Художественный перевод».

Особенность творческого стиля Владислава Сушкова – в его умении совместить глубокую нравственность и философское прочтение темы, – пишет о нём Надежда Мирошниченко. Базовый авторский принцип: увидеть вечное в сиюминутном и наоборот. Образ Родины или малой родины в его лирике синхронизирован с образом семьи, библейские мотивы прорезаются в бытовых зарисовках, литературные и исторические цитаты звучат в злободневном.

Стихи и переводы Владислава публиковались в журналах «Двина» (Архангельск), «АРТ» (Сыктывкар), «Русское слово» (Львов), «Невский альманах» (С.-Петербург), «Южный Урал» (Челябинск), альманахе «Цветы сирени» (Харьков – Киев, 2021) в литературном альманахе Союза писателей Республики Коми «Белый Бор», на сайте Союза писателей России www.rospisatel.ru. Член редколлегии юбилейных сборников клуба «Альфа Лиры» («Стезя» 2005, «Там, над рекой по синему мосту» 2010, «Ожиданием воздух полнится» 2015), автор предисловий к нескольким поэтическим сборникам. С 2011 года – инициатор, постоянный член оргкомитета и ведущий мероприятий Межрегионального фестиваля «Литературные встречи памяти Инель Яшиной».

Член Союза писателей России с 2020 года. Живет в Сыктывкаре. Доцент Сыктывкарского государственного университета имени Питирима Сорокина.

ПРОИЗВЕДЕНИЯ

* * *

Когда пройдут плохие времена,
Отступят глады, моры, сгинут войны,
Мы сядем на закате у окна,
А за окном, наверное, весна,
А за весной – огромная страна,
И всё спокойно.

И этот двор, где бегали, дрались,
Лепили куличи и целовались,
Увидит то, чего мы дождались,
Наш суперприз, простую нашу жизнь.
Её не спрятать в краткий эпикриз,
Где «…текел, фарес».

Пройдёт сто лет, ускорив жизни бег.
Простой мальчишка, Сашка или Мишка,
Смешной почти что взрослый человек,
Прочтёт про наш с тобой бунташный век,
В бестселлере поэта имярек,
Отложит книжку,

И убежит опять гонять в футбол,
Забыв в момент сюжеты старых басен,
В наш старый дворик, сжатый между школ.
Сквозь тополей иссохших частокол
Глядит наш мир, юн, облачен и гол.
И он прекрасен.

 

* * *

Как ходил Иван-дурак в эльсиноры,
Всё летел по облакам, плыл по рекам,
Проходил непроходимые горы,
Не шагала где нога человека.
Разбегался зверь лесной, лишь заслышав
Шаг Ивана неизвестно за сколько.
Шёл Иван да за духовною пищей,
А узнал, что он дурак, да и только.

В эльсинорах только Ваньку и ждали,
В эльсинорах без него не проехать.
А он пёр себе в хрустальные дали
На беду или вообще на потеху.
Позади остались дом и Маруся,
И детишки – мал мала да поменьше,
А Иван всё развивал тонковкусье,
Чтоб не чувствовать себя унтерменшем,

Всё старался приседал, лез из кожи,
Чтоб протиснуться хоть в норку бы в мышью,
Чтоб на хоббита хотя б стать похожим,
Раз на эльфа, видно, рожей не вышел.
У гамлЕтов получилось – мы тоже
Разместимся в этом замке-конфетке!
А в окошко улыбается Боже.
За окном грустят Маруся и детки.

И почти бы наведён лоск изрядный,
И почти уже лица не воротят,
И почти уже готовы сесть рядом,
Хотя смотрится – как будто напротив.

Только Ване повернуться неловко,
Жмёт в плечах, в коленях, в теле ломота,
И никак не помогают уловки,
И окно закрыть охота с чего-то,
Потому что из окна – то ли светит,
То ли капает солёною влагой.
Да на том или на этом мы свете?
Есть об этом ли с печатью бумага?

И ни Бога не видать, ни Маруси.
Вместо света только свеч отраженья.
Встал Иван, расправил плечи: Исусе! –
И захлопнул ставни резким движеньем.
И задуло свечи, сбило опоры,
И резные своды трещину дали,
Разметало зеркала эльсиноров,
И обрушились хрустальные дали.

Сотня хрупких утонченных предметов
Разлетелась с золотою мечтою,
И осталось тишиной без ответа
Ожиданье восхищенья собою.
А Иван застыл столбом, перетрусив,
И открывшейся вселенною ранен.
И остались только Бог и Маруся.
Вот и всё. А что ещё тебе, Ваня?

 

* * *

Жизнь моя, скажи-ка мне на милость,
Если это можно объяснить,
То ли не приснилась, то ль приснилась
мне твоя задумчивая нить?

Что она связала, где порвётся?
Во добре лежит или во зле?
Иноходцем или инородцем
я иду по собственной земле?

Чьей бы мне чудовищной задумке
Благодарным в сердце быть своём?
В чьём мерцаю кожаном подсумке
Я латунным гильзовым литьём?

Или перед кем стою, затылком
Ощущая холод слова «пли»?
В чьём сознаньи, яростном и пылком,
Эти чудеса произошли?

В чьих руках пьеро и арлекино?
Ключ к разгадке дребезжит в двери…
Знаешь, жизнь, я посидел, прикинул.
Сам пойму. Молчи. Не говори.

 

* * *       

Мы в стихах о России увязли настолько,
что чуть-чуть – и её однозначно спасём.

За рекою мужик с русским именем Колька
ничего знать не знает об этом о всём.
Поутру жадно воду хлебает, не топит
печь, поскольку с утра уж пора со двора,
потому как работает Колька «в Гортопе»,
как он сам говорит. За работу пора –

значит, ходит деревней – да в помощь соседкам:
кому дров наколоть и поправить забор.
Есть же сила в руках, глаз – намётанный, меткий,
а соседки – бабульки, какой разговор,
им самим не суметь. Угодил – так бутылка,
где-то – хлеба буханка. Друзьям подмигнул,
и с утра отдаётся свинцово в затылке
весь вчерашний вечерний сивушный загул.

Ну а чем ещё брать? Денег нет и не надо,
магазин за рекой – что ль за хлебом идти?
Колька деньгам не рад, деньги Кольке не рады,
а вино – это дело. С вином по пути
веселей. Он идёт от деревни к деревне,
возвращаясь домой, чтобы малость поспать,
и не знает стихов в честь Святой Руси Древней,
и не знает, что это так важно писать.

Он живёт за рекой, где тайга и старухи.
Там – преломленный хлеб, там разлито вино,
и никто не читает стихов о разрухе,
там под вечер до этого – всё равно.
Там живут не спеша. И не думают даже
о поруганности вековечных святынь.
Колька – сам не святой. Если скажет – так скажет,
хошь – святых выноси, хошь – прими да остынь.

А он баню натопит, нальёт наполстолько,
все обиды в вино превращая. И в дым.

Говорите, Россия? Скажите о Кольке.
А потом о России поговорим.

 

БАЛЛАДА ОБ ОТЦЕ И ВЕЧНОСТИ

Сквозь осень
Так отчётлив горький дым
Листвы, октябрьской вечности, дороги.
Отец был мичман.
Даже став седым –
Он слышал по ночам сигнал тревоги,

Срывался,
Рвался мчаться «по местам».
И мама понимала, обнимала
И знала, что он снова будет – там,
С началом сна начнётся всё сначала.

Он так
И не собрался на покой,
Унять бессилен дрожь глубинной жилки –
Ходил в День Флота в форме щегольской
И к Дню Победы поправлял могилки.

Историю
земли, семьи, страны
он чувствовал спокойно, по-солдатски.
Он знал: кому мы в вечности нужны,
когда б не те, кто похоронен в братских.

Не стоит
В каруселях пышных фраз
Томить себя бессмысленным вопросом.
Ведь если Бог глядит ещё на нас,
То это, знать, они Его так просят.

Им тоже –
очень трудно по ночам,
Срываются по вахтам и расчётам.
Но где-то там, в начале всех начал
их всё же успокаивает что-то.

Сквозь отсвет,
Блик предвечного огня
Они глядят спокойно. И я лично
Уверен: если смотрят на меня,
То только потому, что папа-мичман

Сгорел мгновенно.
Вспышкой.
Не истлел.
И, уходя осеннею аллеей,
До смерти ни о чём не пожалел.
Как и они, дай Бог, не сожалеют.