Ионов Юрий Андреевич

Юрий Андреевич Ионов родился 21 февраля 1942 года в городе Пугачеве Саратовс­кой области. Окончил Московский лесотехнический инсти­тут. В 1964 году приехал в Республику Коми. Работал инженером-технологом в Дутовском леспромхозе, затем в Троицко-Печорской сплавконторе. С 1966 года работал журналистом в Троицко-Печорской районной газете «Заря».

Заочно окончил Литературный институт имени A. M. Горького (1972), сценарный факультет Всесоюзного Государственного института кинематографии (ВГИК) (1979). С 1977 года проживает в Сыктывкара. 12 лет возглавлял бюро пропаганды литературы Союза писателей Республики Коми. Член Союза писателей СССР с 1988 года.

Первые стихи опубликовал в девятнадцать лет. Автор более десятка книг. Его стихи посвящены тайге Коми края, её труженикам - лесорубам, сплавщикам, речникам. Философски осмысливается северная природа и человек. Перевёл на русский язык стихи коми поэтов: И.Куратова, С. Попова, В. Тимина, В. Лодыгина. Вместе с композитором Марком Новосёловым пишет песни о Коми крае.

Активный общественник - в комсомоле, партии, ныне - в лево-патриотическом движении. Заслуженный работник Республики Коми
 

Соч.: Белой ночью : стихи / худож. А. И. Неверов. - Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1981; Праздник проводов зимы : кн. стихов / ред. Б. Романов; худож. Н. Стасевич. - М.: Современник, 1986; Солнце отражается Печорой : вторая кн. стихов / ред. В. А. Попов; худож. В. В. Бортович. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1986; Собрат: сб. стихов. – с. Койгородок, 1992; С Бурбулисом на коленях : сб. стихов. – с. Визинга, 1993; Стихи. – Сыктывкар, 1994; Человек-человеку: (мемуары коммунара 60-х – 70-х годов). - Сыктывкар, 1994; Лирика : [сб. стихов]. - Пугачев, 1995; Это всё о тебе : стихи. - Пугачев, 1995; Сумерки века : [стихи]. - Пугачев, 1997; Спас на Печоре : роман-хроника / ред. И. И. Белых; худож. В. В. Токарев. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1998; Любовь на разломе века : сб. стихов. - Сыктывкар : Б.и., 2001; Семнадцать мгновений осени, или внук Штирлица против Ельцина : (полит. детектив о СССР - России 1991-2001 г.) / записи Георгия Минина обработал Юрий Ионов. - Сыктывкар : [б. и.], 2003; Семнадцать мгновений осени - II, или внук Штирлица против олигархов / записи Георгия Минина обработал Юрий Ионов. - Сыктывкар : [б. и.], 2003; Человек - человеку : [роман]. - Сыктывкар : [б. и.], 2003; Сыны Ивана СУСАнина. Век в Царстве Антихриста. - Сыктывкар : Б. и., 2004; Банда восьмипалого : (криминально-полит. роман). - [Сыктывкар], м. Париж : [б. и.], 2005; Это всё о тебе : стихи. - Сыктывкар, 2009; Любовь под снегом : сб. стихов. - Сыктывкар, м. Париж : [б. и.], 2010;

Нашествие – 1991. Роман. Сыктывкар, 2011; Дитя войны, дитя индиго. Повесть. Сыктывкар, 2012; Лоси, жулики и атомная бомба. Роман-детектив. Сыктывкар, 2013; СМЗ угас. А как Россия? Повесть. Сыктывкар, 2013; Будь детям всё знакомо, чтоб жить, работать в Коми. Поэма для детей. Сыктывкар, 2014.

 

Произведения в переводах Ю. А. Ионова: Песни друзей-северян // Ионов, Ю. Солнце отражается Печорой / Юрий Ионов; пер. с коми. - Сыктывкар, 1986;

Стихи коми поэтов: С. Попова, В. Тимина, В. Лодыгина, В. Попова, А. Некрасова; Попов, С. Этот край чудесный / Серафим Попов; пер. с коми // Север. 1986. № 2; Попов, В. И мы с тобой / Владимир Попов; пер. с коми // Север. 1986. № 7; Попов, С. А. Про меня и про друзей : стихи для мл. шк. возраста / Серафим Алексеевич Попов; пер. с коми. - Сыктывкар : Коми кн. изд-во, 1990; Куратов, И. А. Моя муза не продажна : избран. стихи / Иван Алексеевич Куратов ; пер. с коми Юрия Ионова. - Сыктывкар : Эском, 2007 (ОАО "Дом печати - Вятка").

 

Лит.:Иванов, Г. «Белой ночью» // Ухта. 1981. 16 мая ; Сибирцев, А. В зеркале белых ночей; Сокольская, Ю. «Белой ночью» // Заря. 1981. 24 марта ; Юрьев, С. Первая встреча // Заря Тимана. 1981. 21 апр. ; Вьюхин, В. Краски Печоры // Север. 1982. № 5. С. 118-119; Демидов, В. Какой рекой плыть… // Молодёжь Севера. 1986. 30 апр. ; Алещенков, В. Какой рекой плыть… // Искра. 1986. 1 мая; Вахнин, А. «Люба мне и родина вторая…» // Республика. 1992. 22 июня ; Вьюхин, В. Попытка исповеди // Красное знамя. 1993. 13 янв; Канев, А. «Я много лет не видел ландышей…» // Вечерний Сыктывкар. 1994. 30 марта ; Ильин, Б. Олöм йылысь мöвпъяс // Коми му. 1994. 17 мая. Пер. загл.: Мысли о жизни. ; Канев, А. «Лирических признаний многострочье…» // Вечерний Сыктывкар. 1994. 12 мая; Кичигин, В. Пугачев, Чапаев и лирика Ионова // Красное знамя. 1995. 23 марта; Белых, И. Тайö вöлi Печора ю вылын // Коми му. 1998. 2 июня. Пер. загл.: Это было на реке Печоре ; Киреева, Н. Рукописи не стареют // Республика. 1998. 11 июня ; Симкина, Е. Были и легенды «Спаса на Печоре» // Заря. 1998. 25 июня ; Шарапов, А. Неподдающиеся // Республика. 1998. 29 июля; Ставыс мунас, кывбур – коляс // Коми му. 2001. 10 июля. Пер. загл.: Всё пройдёт, останется – стих ; Канев, А. Любовь «на разломе века» Юрия Ионова // Огни Вычегды. 2001. 24 авг. ; Павлов, О. Нэмыс мунiс, но олöмыс кольö // Йöлöга. 2001. № 33 (Авг.). - Пер. загл.: Век прошёл - но жизнь осталась.

 

О творчестве Юрия Ионова

http://nbrkomi.ru/page/896/
http://komikz.ru/news/culture/?id=5542
http://www.trpmcb.ru/content/menu/167/Moi-buschlat--postirannyi.pdf
http://www.kzsrk.ru/news/7330/

Стихи Юрия Ионова

***
Темнорусый мальчишка, я полночью черной
В темной речке среди черноземных полей
Окуней темноспинных ловил увлеченно,
Встав под кронами черных степных тополей.
Белой северной ночью спешу до рассвета
Белорыбицу вынуть из светлой реки,
До того набродившись по белому свету
И по белому снегу, что – белы виски.

***
Бабьим летом, порой – по весне,
Когда страстью природа отмечена,
Почему-то мне снятся во сне
Не цветы, не любимая женщина, -
Снится дикий таинственный пруд
С глубиною зеленой и гибельной,
Где крючки мои жадно берут
Золотистые сильные рыбины.
Подсекаю – и жаркой борьбой
Мой таинственный пруд оживляется.
Я добычу веду за собой,
Вынимаю… И сон обрывается.
Бабьим летом, порой по весне –
Тот же сон, той же краской расцвеченный.
Почему ж мне не снятся во сне
Ни цветы, ни любимая женщина?
Потому ли, что раны души
Врачевались и были залечены
Слишком часто – в озерной тиши,
Слишком редко – в объятиях женщины?..

***
В бесприютной лесной стороне,
На исходе короткого лета,
Что-то нынче почудилось мне,
Что последняя песня допета.
И под грустный пролет журавлей,
Как синица, попавшая в руки,
Всё потерянней, глуше, ровней
Бьется сердце – со счастьем в разлуке.
Скоро, холодом гиблым дыша,
Оснежит меня ранняя вьюга,
Потому-то и рвется душа
К изначальному дальнему югу.
Потому-то и гложет печаль,
Что стремительно жизнь пролетела,
Что года, прокатясь по плечам,
Пригибают усталое тело.
Что, считай, ни кола, ни двора
Я на этой земле не оставлю;
Только тем, что не нажил добра,
Я, наверно, свой род не ославлю.
Потому что добро распылял
По чужим городам и по весям,
Запуская вослед журавлям
Гулевые журавлики песен.

***
К трехлетнему, вошла неброско
мне в жизнь победная весна:
козою серой с кличкой Розка
явилась нам во двор она.
Была мальчишечке, конечно,
такая новость - благодать.
И одевался я поспешно,
чтоб Розку ближе увидать.
Не скоро кончатся невзгоды
для всей страны и для села,
а нам в те памятные годы
коза - кормилицей была.
Но в мае отступили беды,
вздохнули взрослые легко
и пили водку за Победу.
…А я пил - козье молоко.

** *
В те военные злые года
Не хватало одежды и хлеба.
Но, на счастье детей, и тогда
Было синее-синее небо,
Зеленым-зеленела трава,
Лиловели сирени аллеи;
И светило вступало в права,
На востоке в полнеба алея.
Пусть ругали войну мужики,
И солдатки угрюмо смотрели;
Но как празднично пели жуки,
Но как бабочки ярко пестрели!
…Так спасибо, природа, что нам
ты дала на себя наглядеться, -
голодавшим босым пацанам
не давая озлобиться с детства!

***
Мирные российские рассветы
столько навевают добрых снов.
Но артиллерийские лафеты
прах солдат увозят вновь и вновь.
Выплыли из Одера и Шпрее,
сквозь огонь пробились и штыки,
только вот позиции, старея,
возрасту сдают фронтовики.
Комья снега на виски осыпав,
по лицу хлестнув обоймой лет,
это в них стреляет ненасытный
старости бесшумный пистолет.
Старость, смерть! Губить солдат не смейте!
Попрошу я от лица веков
в виде исключения – бессмертья
для еще живых фронтовиков!

***
Николаю Белых

А я родился – всем смертям назло –
в тот самый страшный первый год военный.
И хоть с рожденьем мне не повезло –
я выжил, рос, пацан обыкновенный,
не кормлен материнским молоком
и прочей пищи досыта не евший,
с очередями с первых дней знаком
и в худенькой одежде коченевший.
Живу, настроив сверстников моих,
согнутых тем военным недокормом,
что – коль близка к солдатской доля их,
то жить им надо – по геройским нормам.
А что – мой сверстник разве не герой?
Он даже тем безвременным рожденьем
потери восполнял, вставая в строй
живущих – как отцам вознагражденье.
А после ждал он воинов-отцов,
хотел пилотки звездные примерить...
Дождался или нет - в конце концов -
Но он их сделал для себя примером,
Из рук их рано взял судьбу страны,
чтоб мирное быстрее строить завтра.
А нынче – гляньте – эти пацаны –
ученые, артисты, космонавты.
...Дерзай же впредь, штурмуя все и вся,
злой памятью и болью не распятый,
однопечальник мой, что родился
в те годы – сорок первый-сорок пятый!

ГИМН СУХАРЯМ

Ты хоть что про режим говори,
Но порой не поешь за делами.
Лезу в шкаф поискать сухари –
Словно в детство вернулся я, к маме,
Словно лезу в просторнейший ларь,
Что когда-то был дедушкой сделан,
И такой же давнишний сухарь
На пять ртов мы сейчас же поделим
(как делил его дед в старину
на семь деток – голодных и голых –
то в гражданскую злую войну,
то в поволжский убийственный голод).
…А теперь о последней войне
и о маме я вот вспоминаю:
жизнь была тяжелее вдвойне…
….И сейчас она вряд ли иная.
Так что впредь – как ни строй, ни твори –
Но богатства рекой не польются,
И сгодятся еще сухари –
Хлеб походов, боев, революций!

***
Детство – моя дорогая пора,
Хлебушка поиски тайные.
Все на базар отнесла со двора
Мать, чтоб добыть пропитания.
Не до нарядов тут – был бы лишь хлеб…
…Мать заторопится в очередь
в старом пальто, что спустя десять лет
перелицует для дочери.
После наденем шелка, кружева,
На недостаток не сетуя.
Мать моя – счастлив в одном я – жива,
Езжу к ней каждое лето я.
Еду и маме в подарок везу
Целую сумку с нарядами.
Только седая уронит слезу:
«Уж и богатству не рады мы!..
Мне ль наряжаться – то время прошло,
Правда, надеть было нечего…»
«Так хоть оденься теперь хорошо,
не молода, но ты – женщина!»
Мама уложит обновки в сундук
По довоенной традиции:
«Может, ты все-таки женишься вдруг,
будет сноха – пригодится ей!

** *
Когда у нас, детей войны,
За пятьдесят прихватит сердце –
Сыны страны, сыны войны
И потому – единоверцы,
Мы, как в войну отец и мать, -
Не от отчаянья, не сдуру,
А чтоб дороже жизнь продать,
Закрыть готовы амбразуру.
(Но амбразура та моя –
Не в Сталинграде и не в Бресте).
Еще недавно думал я:
Пускай – как людям благовестье –
Вдруг вспомнится и мой стишок,
Когда уже уйду навечно.
Но в жизни, где – за шоком шок,
Не до стихов душе увечной.
Их глушит звон чужих монет
И нищих жалобы-молитвы, -
Стихи сольются не в сонет,
А в лозунг для житейской битвы.

БАЛЛАДА
О НЕПЕВЧЕМ ВЕТЕРАНЕ

Он с войны по раненью вернулся
С новым орденом Красной Звезды.
(В их сарае потом я наткнулся
на трофейные вражьи кресты).
Руки-ноги его были целы
И годны на любые дела.
Только в горле вот – после прострела –
Вроде вставлена трубка была.
Мог работать он. Мог и обняться
(зря ль три дочки росли и сынок).
Сиплым шепотом мог объясняться.
Только петь, к сожаленью, не мог.
А ведь песня в России – святыня
Для солдата, притом – о войне.
И страдая – мне кажется ныне –
От того безголосья вдвойне,
Уходил он по горло в работу,
Не жалел золотых своих рук:
Он такое ружье для охоты
Смастерил – всякий ахал вокруг,
Делал лодки – фабричных быстрее,
Дичь стрелял – больше всех в том краю.
(Уткам ловко сворачивал шеи –
как фашистам бы мстил за свою).
Певчим птицам завидовал, что ли:
Сам держал, да и нас пристрастил.
Но спешил выпускать их на волю –
Слушать пение не было сил.
И с того же, видать, ветерана
Все сильнее тянуло к вину –
Словно жаждал обжечь свою рану,
Безголосье вменив ей в вину.
Пил вино и плевался он кровью
Раны в горле (в душе - заодно).
А вообще ветерану здоровье
Очень крепкое было дано.
Он бурлил в мастерской. На охоте.
И в кипенье безгласных страстей.
Среди этого круговорота
Он по-своему помнил детей:
В День Победы сынишке погоны
Перешил. И медали отдал.
И себя ударяя по горлу,
Он в застолье беззвучно рыдал.
…Жил он трудно – тому я свидетель,
умер лет в пятьдесят, завещав
тьму конструкторских ценных свидетельств,
ордена (если речь о вещах);
да счастливо живут его дети,
те, с кем в детстве мы были друзья.
Внуки есть. И наследники эти
Все горластые – дальше нельзя.
Я весною к ним в гости поеду.
И, сперва поболтав о своем,
Мы помянем его в День Победы
И за всех нас в застолье споем!

***
Какое почтенье к останкам!
Какое презренье к живым!
Живых мы хороним по танкам
И смерчем палим огневым,
Их гробим из самых прицельных
Придуманных в мире стволов.
(И, кажется, даже – бесцельно
родиться, коль век наш таков).
Но сколько энергии, мощи
Влагаем мы, страстью горя,
То в тысячелетние мощи,
То в прах Николая-царя!
И вновь продолжая убийство
Огнем современных армад,
Останки спешим раздобыть мы
Убитых – опять вот – солдат.
Тела из земли отрываем,
На родину с помпой везем,
Там памятники открываем.
И все на могилах при всем.
С одним лишь ничтожным изъяном:
А лучше б солдатик любой
Вернулся домой безымянным,
Безвестным. Но только – живой.
…Утешно нам таинство тризны,
поминок в священные дни.
Но высшее таинство жизни
Нас вовсе с богами роднит.
И – жизнь обставляя убого,
А смерть вознося всякий раз, -
Мы топчем творение Бога.
А значит он – Бог – не про нас!

***
Бряк в траву – в воскресенье с утра
На пруду – после ночи рыбалки.
И услышишь вдруг зуд комара, -
Прилетел из укрытия в балке.
И пошел на лицо мне – в пике,
Словно крошечный бомбардировщик.
Но зенитка – в ладошке-руке,
Он упал в травянистую рощу
Возле уха. Отбил я налет,
И блаженствовать можно опять же.
...Лишь такой нам грозил самолет
На просторах от Коми до Пянджа.
Но куда безвозвратно ушли
Те покоя блаженные миги,
Если землю – пока что вдали –
Роют бомбами наши же МиГи,
Если мины и пули свистят
На молдавской и южной границе
И ракеты зловеще летят –
Невозможно от них схорониться.
...Я забрался почти в Нарьян-Мар –
На рыбалку, на озеро, в тундру.
Надо мною гуденье. Комар?
Иль бомбить прилетели? «Полундра!»

***
Нашу маму судьба помотала, помучила,
Начиная от царской седой старины.
Но роняла слезу мать в единственном случае –
Вспоминая про первую зиму войны.
Не пускалась она в объясненья подробные,
Только к слову выдавливала иногда:
«Та зима необычно случилась суровая –
воробьи на лету замерзали тогда!..»
…Хоть и память чужая не очень-то верная,
да и матери с нами давненько уж нет,
твердо помню про зиму военную первую –
ведь в конце ее… я появился на свет!

***
Весь век в Москву мы свято верили
Как в евразийский Третий Рим,
Но вдруг – разрушена Империя,
Мы тонем, рушимся, горим!
Святая родина Гагарина,
Открывшая Новейший Свет,
Расколота и разбазарена,
Не то что славы – жизни нет.
Какой же гунн нас изнасиловал?
Чем взял он - в случае любом
Страну, какую не осилили
Ни Гитлер, ни Наполеон?
В доспехах сколь непробиваемых,
Поверх каких же колесниц? –
Коль мы – доселе несгибаемы –
Вдруг перед ним упали ниц?
…Не азиаты и не прусские
Вояки нас подстерегли,
И вышли эти новорусские
Из недр нашей же земли.
Они – атиллы самородные –
Снеся Отчизну на базар,
Ее разбили и распродали
Похлеще гуннов и татар.
Над Питером, Москвой, Одессою
Царят, всем прочим проча крах,
Давя прохожих мерседесами -
В своих кровавых пиджаках!

***
15 февраля 1989 года умерла моя мать

Из Афгана последний солдат
Козырнул на мосту генералу.
Для меня нет печальнее дат –
Моя мама как раз умирала.
Прошептала мне что-то свое,
Замолчала. И медленно стыло
Изможденное тело ее,
Что когда-то меня породило.
…В Минск и Киев, к Москве и Орлу
Шли бойцы горевого Афгана
И не знали, что зреют в тылу
Их страны – краснобаи-душманы,
Что столкнут их затем меж собой,
Разрывая солдатские узы,
Что безумный завяжется бой
По плацдармам былого Союза:
Упадут вертолеты опять,
Запылают подбитые танки,
И бойцы, отошедшие вспять,
Захоронят погибших останки.
…Вспомню день тот: на сердце тоска:
По Отчизне – от края до края –
Всё выходят, выходят войска,
И всё мама у нас умирает.

***
Безмятежный пожар одуванчиков,
Золотой бесконечный запас –
Сколь чувствительных маш и иванушек
От хандры в непогоду он спас!
Рассияется брызгами солнышка
Иль – как россыпь монет золотых,
И – душа просветлеет до донышка,
И – кручина не давит под дых.
Но июньская ясень изменчива,
И тускнеют червонцы цветов –
Как глаза разлюбляющей женщины
После скуки бесцветных годов.
Годы мчат. А все кажутся странными
Превращенья цветов луговых:
Словно полнится сквер ветеранами –
С френчей – блестки наград боевых.
Но однажды замечу я поутру –
Разлетается пух-седина,
Как сейчас разлетаются по ветру
Тех героев-солдат имена,
Ордена разлетаются, почести
И остатки недожитых дней.
Вслед за пухом умчаться мне хочется
В край, где жизнь хоть немного добрей.
Только зря обольщаюсь, Иванушка,
Нет мне родины кроме - увы –
Той, где словно бы пух одуванчика,
Беды вьются вокруг головы!

МАМАЕВ КУРГАН

Где ворон осеняет степь крылом,
И коршун в небе плавает кругами,
Седым воспоминаньем о былом
Стоят в степи могильные курганы.
Захватчики моей родной земли:
Хазары, половчане, печенеги –
Потом в холмы могильные легли,
Бесславно завершив свои набеги.
Да и в не так уж давние года
(чего не пожелали б и врагу мы) –
Направились воинственно сюда -
В броне – цивилизованные гунны.
Они прошли болота и леса
И горные осиливали тропы,
Погибель с разорением неся.
…Не знали покорители Европы,
Что остановит снова степь
Громил
И разобьёт с неведомою силой;
И - величавей всех иных могил –
Курган Мамаев
Станет их могилой.

ДЕТИ ВОЙНЫ
Н.Мирошниченко

Мы родились в один из дней войны –
Нечаянно, не вовремя, некстати:
Как бы полка единого сыны,
В его одном едином медсанбате.
Белковый голод – после страшных войн,
И, говорят, рождаются девчонки.
Но это после. Мальчик – и живой –
Я всё-таки тянул к еде ручонки.
Но не было у мамы молока.
И, как моя, в очередях тянулась
Её – с чернильным номером – рука.
А крик мой гас в шумах тревожных улиц.
А сердце, не рассчитанное жить,
С младенчества давало перебои.
Учился с детства я его крепить,
По-взрослому работал над собою.
…Сироты, недокормыши войны,
Ровесники мои быстрее прочих
Вдруг, спившись, мрут. Но умираем мы
Порой не только в звании рабочих.
Безжалостной истории назло
Мы космос, БАМ освоили недаром.
Нам и в работе, и в любви везло,
Доныне стройки и стихи слагаем!

Андрею Попову

Там, где тьма зовется белым светом –
Ночь и ночь, зато вокруг снега,
В Воркуте, где не нужны поэты,
А нужны кумиры и ЗК,

Там – в краю метельной непогоды
Ты не постарел, но возмужал.
Чем темнее бремя небосвода,
Тем светлее сердца идеал.

Как ты во всеобщей круговерти
С рано поседевшей головой
Выдержал дуэль любви и смерти
И сильнее сделал голос свой?!

* * *
Мой город. Школа. Май пятидесятого.
Мы – первоклашки – сто пытливых глаз.
День годовщины памятной, девятого,
Встречал полудетдомовский наш класс.
От имени недавних победителей
Рассказывал про свой последний бой
Один из наших воинов-родителей –
Весь в орденах, а главное – живой.
Он говорил, как трудно было драться им,
В Берлинской битве брать за валом вал;
И цифры наших танков в операции,
И цифры самолётов называл.
Тех и других там действовали тысячи…
Ловя с вниманьем грозные слова,
Мы, первоклашки, этакие числища
И отвлечённо мыслили едва.
…По-взрослому поймём ещё не скоро мы,
Какая
Опалила нас война, -
Из-за неё раздеты и не кормлены,
Сиротство испытавшие сполна.

Давно мы стали взрослыми, усатыми.
Но хлопоча о внуках и сынах,
Порой вдруг вспомним: май пятидесятого
И – молодой родитель в орденах.

* * *
Видно, я начинаю стареть,
Ведь не вечно же молодость длится, -
Не могу равнодушно смотреть
На красивые женские лица.
Словно с мудрой своей высоты
В предзакатном сиянье светила
Я боюсь даже гран красоты
Пропустить – как то в юности было.
В толчее институтских столиц
Мы не млели от лика любого:
Столько, думали, встретится лиц,
Столько, думали, будет любовий!
Но страстей миновала гроза,
Отголоски все глуше и глуше.
Красотой насыщаю глаза,
Утоляю усталую душу.

* * *
Соловьиные трели
В белопенном чаду.
Мы безмолвно смотрели
Друг на друга в саду –
Только белое платье,
Хвои высохший хруст
Под ногой.

Ни объятья,
Ни касания уст.
…Всё мне видится в дрёмах
Этот вечер вдвоём –
Чист, как цвет у черёмух
И как платье твоё.

* * *
Цветник ты был плохой оранжереей,
метельному открытый сквозняку,
и ноготки теперь оранжевеют,
как бедствия сигнал, светясь в снегу.

И брезжит грусть в замерзшем этом цвете,
манящем сквозь поземки белый дым.
Они уснули, думая о лете,
пусть непробудным сном, но золотым
.

***

...Я Веру возносил без меры,
приравнивая к божеству,
и думал: коль погибнет Вера,
едва ли я переживу.

Навек она смежила вежды.
Тогда я стал Надеждой жить:
не дай-то бог - уйдет Надежда,
мне этого не пережить.

Но та и впрямь ушла с годами,
исчезла в дымке голубой.
В отчаянии загадал я:
умру, когда предаст Любовь.

И вот молюсь одной богине,
какую Жизнью я зову.
И если Жизнь меня покинет,
я вправду - не переживу.

***
Мы свободными стали и – нищими.
Каждый – мира всего новосёл.
Прирастает Россия кладбищами
И руинами брошенных сёл.
Вроде бы, возрожденье духовное,
Ставят храмы на каждом углу.
Но кресты над буграми неровными –
След наш непротивления злу.

* * *
А дождик моросил весь день с утра,
И нависало северное небо,
Трепали зелень майскую ветра,
И впору загрустить по солнцу мне бы.
Но я смотрел на мокрое крыльцо,
И мне – светило чудное, иное –
Твое светило милое лицо,
Увенчано короною льняною.
…Но почему – пройдет немного дней –
И всё сумеет разом измениться?
Другому станут ближе и видней
Твоих очей летучие зарницы.
Зато и дождь не будет моросить.
И станет меньше хоть одной невзгодой.
Но только никогда не возместить
Твоей измены солнечной погодой!

***
Я Печору с жилища барачного типа
Обживал. То был черный давнишний барак.
Тихо тренькнет окно под метельные всхлипы,
Будто жалуясь, что – не прогнать полумрак.
И припомнятся старых соседей преданья,
И почудятся в жалобном звоне стекла
Самых первых барачных изгоев рыданья,
Тех, чья жизнь в припечорский песок утекла.
…Медяки в основание изб прежде клали.
В основанье бараков легли мужики;
Да и что мужики!.. навсегда умолкали
Тут младенцы, и матери, и старики.
Уцелевшие строили эти бараки,
Лес рубили – порой тяжелее камней.
…С почерневшего свода в ночном полумраке
Их бессонные души нисходят ко мне.